Два слова на обороте

Два слова на обороте

Когда мы с мужем искали няню для нашего семилетнего сына, главными критериями были надёжность и спокойный характер. После нескольких неудачных попыток, к нам пришла она — Марина. Ей было всего двадцать четыре, но в ней было нечто умиротворяющее. Она почти не разговаривала, мягко улыбалась, и с первого же дня Андрей, наш сын, словно прилип к ней.

Он не расставался с ней ни на минуту. Когда она приходила, бросал все игрушки, садился рядом и, казалось, просто впитывал её присутствие. Он начал лучше спать, стал спокойнее, даже ночные кошмары исчезли. Мы с мужем шутили, что Марина — как волшебная таблетка от всех бед.

Но со временем меня начало тревожить, как сильно он к ней привязан. Он плакал, если она задерживалась, просил, чтобы она осталась ночевать. Один раз даже заперся с ней в комнате и сказал: «Пусть мама подождёт».

Я старалась не вмешиваться, не хотела портить отношения, но в глубине души чувствовала: что-то не так. И вчера я это поняла окончательно.

⸻

Марина пришла как обычно — вовремя, в светлом платье, с лёгким ароматом ландыша. Я ушла по делам и вернулась раньше, чем планировала. В коридоре стояла её сумка, приоткрытая. Не знаю, что мной двигало — любопытство или тревога — но я заглянула внутрь. Среди блокнотов и влажных салфеток лежал заламинированный снимок. На фото был мой сын — улыбающийся, в той самой зелёной футболке с динозавром, которую он носил этим летом.

Я перевернула фотографию.

И обомлела.

Там, аккуратным почерком, были написаны два слова:

«Мой навсегда».

⸻

Вечером, когда Марина ушла, я попыталась спросить сына, зачем он фотографировался. Он пожал плечами:

— Это не я давал. Она сама сказала, что хочет, чтобы я всегда был с ней, даже если нас разделят.

— Разделят? — удивилась я.

— Ну, если ты меня увезёшь. Она сказала, ты не понимаешь, как должно быть.

В ту ночь я не спала. Слишком много мыслей. Кто она? Почему такие слова? «Мой навсегда» — это не просто милость няни. Это мания. Это… страшно.

На следующий день я позвонила Марине и сказала, что мы вынуждены отказаться от её услуг. Она молчала. Долго. Потом сказала тихо:

— Он сам вернётся. Не вы решаете.

И положила трубку.

⸻

Сын заболел в тот же вечер. Температура за сорок, бред. Звал Марину. Точнее, он говорил «Мама-Марина». Я сидела возле него всю ночь. Он шептал что-то невнятное, вытягивал руки в пустоту, будто хотел обнять кого-то. Я дрожала.

Утром он исчез.

Комната была пуста, окно открыто. Следов борьбы не было. Просто… исчез.

Полиция. Собака потеряла след на детской площадке. Камеры ничего не зафиксировали. Муж был в истерике. Я… не чувствовала ничего. Словно из меня вынули душу. Лишь одно: он где-то с ней. С Мариной.

Прошло три дня. А потом мне пришло письмо. Настоящее, бумажное. Без обратного адреса.

Внутри была фотография. Андрей. Жив, улыбается. Снова тот взгляд, будто смотрит в небо. А сзади надпись:

«Он вспомнил. Скоро вспомнишь и ты.»

⸻

Меня трясло. Я пошла в полицию — мне не поверили. Сказали: «Бред, провокация. Наверное, кто-то из похитителей играет с вами». Но я знала. Знала: за этим что-то древнее, личное. Что-то, что я забыла.

Я достала старые фотоальбомы. Мою школу, университет, даже детсад. Искала хоть одно знакомое лицо. И вдруг — замерла.

На снимке выпускного бала, за моей спиной, стояла девушка. Молодая, хрупкая. Те же глаза. Те же черты.

Это была Марина.

⸻

Я не могла дышать. Фотографии было почти двадцать лет. Она не изменилась.

Я обратилась к тёте Вере. Она считалась в семье странной, вечно с картами, травами, какой-то своей философией. Она долго смотрела на фото и, наконец, произнесла:

— Она пришла вернуть. Своё. Не ребёнка — тебя.

— Что?! — я не понимала.

— Ты была у неё. В другой жизни. Она потеряла тебя. Это возвращение. Цикл. И пока ты не вспомнишь, Андрей будет с ней. Ты должна пойти туда, где всё началось.

— Куда?

— К дому, которого ты боишься во снах.

⸻

И я поехала. За сотни километров. В деревню, где когда-то проводила лето у прабабушки. Где был старый дом с выгоревшей крышей, с каменным колодцем, откуда нельзя было пить. Я вспомнила, как однажды провалилась в подпол, и как кто-то держал меня за руку, шептал:

— Не бойся, я всегда с тобой.

Теперь я знала, кто это был.

⸻

Дом был пуст. Но внутри пахло ландышем.

На полу — тот же снимок моего сына. А рядом — другой. Моя детская фотография. И на обороте: «Навсегда моя. Навсегда ты.»

В углу стояла Марина.

— Ты пришла, — улыбнулась она. — Твоя душа проснулась.

— Где мой сын?

— Он рядом. Он часть тебя. Пока ты не примешь, не вспомнишь — он не вернётся.

Я села на пол. Мне было страшно. Но вместе с этим пришло тепло. Странное чувство — как будто я действительно когда-то оставила её. Предала.

Она не была человеком. Или больше не была. Но мы были связаны. Моя душа была обязана ей чем-то. Долг.

Я закрыла глаза. Вспомнила — голос, прикосновение, обещание: «Я приду за тобой, если ты забудешь меня.»

⸻

Я заплакала.

— Прости, — прошептала я. — Я не помнила. Я забыла тебя.

— Теперь ты вспомнила. И можешь выбирать. Хочешь быть с ним — отдай мне своё имя. Хочешь быть собой — забудь снова. Но тогда он останется со мной. Навсегда.

Я знала: если соглашусь, исчезну как личность. Стану тенью, частью её мира. Но сын вернётся. Если нет — он исчезнет из этой жизни.

⸻

Я выбрала.

⸻

Меня нашли спустя два дня. Без сознания, в том же доме. Андрея нашли дома — он спал в своей кровати, словно ничего не произошло.

Муж сказал, я сама приехала с ним на такси. Но я не помню этого. Ни дороги, ни слов.

Я больше не помню, как меня зовут.

Я знаю только: он счастлив. Смеётся, играет. И всё чаще смотрит в окно. Как будто кого-то ждёт.

А иногда… я слышу шёпот.

— Ты моя. Навсегда.
Глава 2: Тени под кожей

Прошло уже несколько недель с тех пор, как меня нашли в том доме. Врачи сказали, что у меня был кратковременный амнези́ческий эпизод — якобы вызван стрессом. Но я знала: это не стресс. Это был выбор. И я его сделала. Только вот всё ли я отдала?

Муж радовался, что Андрей дома, что я вернулась. А я… Я жила как будто не в своём теле. Всё было знакомо, но будто за стеклом. Вкус еды, голос сына, даже собственное отражение — всё казалось чуть-чуть чужим. Как будто я была подменена, и только кожа осталась прежней.

А ночью — сны.

Сначала это были обрывки. Белая комната, колодец, голос в темноте:
— Не бойся. Всё уже началось.

Потом сны стали отчётливее.

Я стою на краю поля, передо мной — старая Марина. Только теперь у неё не глаза человека. Глубокие, чёрные, как колодец.
— Ты чувствуешь, как он меня зовёт?
— Кто?
— Твой сын. Он не твой, пока ты не примешь всё. Не только имя. Жертву.

⸻

Однажды ночью я проснулась от странного звука. В доме было тихо. Только тиканье часов и дыхание мужа рядом. Я встала, подошла к двери детской. И замерла.

Свет был включён. Андрей сидел на полу, рисовал. Я заглянула. На бумаге — странные узоры. Круги, треугольники, спирали.

— Что ты рисуешь, зайчик?

Он поднял глаза.
— Дом. Где ты была.
— Какой дом?

Он не ответил. Повернулся к бумаге и начал снова рисовать. А потом вдруг сказал:

— Она сказала, ты снова забудешь. Но она не даст.

— Кто сказал?

Он поднял на меня взгляд. В его глазах промелькнуло нечто взрослое. Слишком взрослое.
— Мама-Марина.

⸻

На следующее утро я сожгла рисунки. Но копии продолжали появляться. Андрей рисовал их в школе, на салфетках, на обоях в коридоре. Он стал говорить на незнакомом языке во сне. Я записала, показала лингвисту — он сказал, это не язык. Это ритуал.

Я больше не могла молчать. Я вернулась к тёте Вере.

— Ты думала, долг можно отдать частично? — спросила она. — Ты ушла, оставив дверь открытой. Она теперь рядом. В каждом предмете, в каждом дыхании.

— Что мне делать?

Тётя достала из ящика старую потрёпанную книгу. Перевязана красной нитью. На обложке — выцветшие слова: «Жизнь за жизнь. Переход души».

— Ты должна завершить круг. Не просто вспомнить. А вернуться.

— Вернуться куда?

— Внутрь. В ту ночь. В колодец. Там, где ты её оставила.

⸻

Мы поехали вместе. Андрей — с нами. Он молчал всю дорогу. Только один раз прошептал:

— Если ты снова уйдёшь, я останусь с ней навсегда.

Я не понимала, откуда в нём эти слова. Кто их вложил в его уста?

Когда мы подошли к дому, небо потемнело. Воздух стал густым, как перед грозой. Трава в саду — будто выжжена. Колодец — тот самый, с которого всё началось, — был открыт.

Тётя подала мне зеркальце.
— Смотри. Только не отводи взгляд.

Я посмотрела.

И вспомнила всё.

Марина была моей сестрой. Не по крови — по душе. Мы родились в одно время, в разных телах, но в одной ночи. Мы росли в одной семье, в прошлом веке. Я ушла за мужем, а она осталась, стеречь дом и тайну. Когда его забрали, я отказалась от обета. Она же осталась.

Я предала её.

И тогда она поклялась: в каждой следующей жизни она придёт, чтобы напомнить.

Андрей был не просто моим сыном. Он был связующим. Нитью между душами. Через него я могла вспомнить. Через него — она могла войти.

⸻

Я закрыла зеркальце.
— Я готова.

Тётя кивнула.

Я спустилась к колодцу. Вода была чёрная, как чернила. Я шагнула. Не было страха. Только странное чувство — как будто возвращаюсь домой после долгой разлуки.

⸻

Я проснулась в комнате с белыми стенами. На окне — лёгкая вуаль. Передо мной сидела Марина.

— Теперь ты помнишь?

— Да.

— Значит, можешь выбрать.
1. Оставить всё и уйти со мной.
2. Вернуться — но с долгом. И он будет рядом. Всегда.

— Что значит — с долгом?

— Ты будешь жить, но не для себя. Не до конца. Каждую ночь я буду напоминать. И когда твой сын вырастет, ты снова будешь выбирать.

Я посмотрела ей в глаза.
— А если я отдам себя тебе — ты оставишь его?

Она улыбнулась.
— Я пришла не за ним. Я пришла за тобой.

⸻

И я выбрала снова.

⸻

Меня нашли утром. В том же доме, у колодца. Андрей был рядом. Живой. Здоровый.

Но с тех пор каждую ночь я вижу одни и те же сны: я стою на границе между мирами, и Марина зовёт меня. Иногда я отвечаю. Иногда — нет.

И каждый год, в ночь моего рождения, мой сын рисует дом с колодцем. Без всяких объяснений.

Потому что он знает:
Я всё ещё с ней. И всё ещё между.
Глава 3: Между мирами

С тех пор прошло три года.

На людях я — обычная женщина. Мать. Жена. В офисе я веду дела с клиентами, дома готовлю ужин, проверяю домашние задания сына. Никто и не заподозрит, что каждую ночь я умираю, чтобы проснуться в том доме с колодцем, где меня ждёт Марина.

Это не сон. Это не видение. Это — место, реальное, как стол, за которым я сижу. Место, где я жду свою расплату.

Каждую ночь я оказываюсь между двух дверей. Левая — ведёт обратно, в мир живых. Правая — туда, где ждёт Марина. Я открываю левую. Всегда. Потому что обещала Андрею остаться с ним.

Но выбор даётся мне всё труднее.

⸻

Он растёт. Уже 10 лет. И всё чаще задаёт вопросы:

— Мам, а кто такая Марина?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мне снится, что она ждёт меня на лестнице. Она говорит, что ты однажды уйдёшь, а я останусь с ней.

Я замираю.
— Она не заберёт тебя. Я не позволю.

— Но почему она тогда говорит, что ты — её?

Я обнимаю его. Крепко, до боли в костях. Потому что не могу объяснить. Не могу сказать: я не принадлежу себе. Ни ему. Ни себе. Я между. И каждый день с ним — это заново отвоёванное время.

⸻

Однажды ночью я выбрала не ту дверь.

Не нарочно. Просто рука дрогнула, и я открыла правую.

Я упала. Летела в темноту. А потом — свет. Оглушающий, резкий. И… колыбель. Тёплая. Качалась под мягкий голос. Мамины руки — только не мои. Маринины.

— Вот ты и пришла, — сказала она, гладя меня по волосам.

— Это не мой мир, — прошептала я.

— Но он когда-то был. Ты просто отказалась.

— Почему ты не отпустишь?

— Потому что ты — часть меня. Я не могу жить без тебя. А ты не можешь жить без лжи.

— Я не лгу. Я — мать.

— Но каждый твой день — краден.

Я закричала. Не от боли — от правды. Потому что знала: она права.

⸻

Когда я вернулась, Андрей сидел на кровати. Его губы дрожали. Он ждал.

— Мам, — прошептал он, — ты была далеко. Я чувствовал. Мне было страшно.

Я не ответила. Просто обняла его. Сердце стучало, как молот. Он — мой якорь. Моя нить. Но Марина… она не просто прошлое. Она — моё отражение, из другого времени, из другой воли.

⸻

Тётя Вера умерла. Перед смертью она оставила мне письмо:

«Ты думаешь, она — враг. Но ты сама её сделала. Твоя душа разделилась, когда ты отвергла обет. Теперь она — то, что ты подавила. Если хочешь покончить с этим, не убегай. Прими её. Слейся. Только так ты станешь цельной. Только так Андрей будет в безопасности. И только так ты обретёшь покой — не смерть, а слияние. Два начала — в одном теле. И только тогда всё завершится.»

Я сожгла письмо. Но слова остались в голове.
Прими её. Не сражайся. Прими.

⸻

В ночь осеннего солнцестояния я снова оказалась в том месте. Между дверей. Но теперь было три.

Левая — жизнь.

Правая — тьма.

И новая — посередине. Без ручки. Без знака. Просто гладкая поверхность, как зеркало.

Я подошла к ней. Присмотрелась. И увидела себя. Только… с глазами Марины.

— Готова? — прошептала она с той стороны.

— А ты? — спросила я.

Она улыбнулась. И сказала:

— Мы вместе. Всегда. Просто ты забыла.

Я коснулась стекла.

Оно растаяло.

⸻

Я проснулась с криком. Но не от страха — от ощущения полноты. Как будто в груди появилась музыка, звучащая сразу во всех тонах. Я подошла к зеркалу — и в отражении впервые за три года не было ничего чужого.

Мои глаза. Мои черты. Но глубже. Мудрее.

В ту ночь мне не приснилось ничего.

А наутро Андрей обнял меня и сказал:

— Марина больше не приходит. Она сказала, ты теперь сама всё помнишь.

⸻

Иногда, в тишине, я всё ещё слышу её шёпот:

— Ты — я. Я — ты. Мы больше не враги.

И я улыбаюсь.

Потому что с этого дня я не боюсь. Не колодца, не снов, не дверей. Я — цельная. И мой сын — свободен.

Но я знаю: когда он вырастет, он тоже когда-нибудь откроет свои двери.

И если однажды на его пути встретится кто-то, кто скажет:
«Ты — мой навсегда» —
я расскажу ему свою историю.

Чтобы он не повторил моего страха.
А выбрал — любовь.
И память.